Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
Дайджест онлайн-дискуссии “Коронавирус на Северном Кавказе:медицина или политика”. Часть I.
30 апреля на КУ состоялась онлайн–дискуссия «Коронавирус на Северном Кавказе: медицина или политика?»
Анонс дискуссии и вопросы для обсуждения смотрите в моем блоге ранее.
В дискуссии участвовали:
Расул Абдулхаликов, юрист, социолог, зампредседателя общественной организации «Аварал», Санкт-Петербург
Макка Албогачиева, кандидат исторических наук, МАЭ «Кунсткамера», Санкт-Петербург
Мусса Бекмурзиев, общественный деятель, блогер, Республика Ингушетия
Ильяс Богатырев, президент Фонда “Эльбрусоид”, директор международного фестиваля “Кунаки”, Москва.
Заур Дзеукожев, общественный деятель, юрист, Майкоп, Республика Адыгея
Лидия Курбанова, доктор социологических наук, профессор ЧГУ, Грозный
Ирина Стародубровская, кандидат экономических наук, руководитель научного направления, Инстиут Гайдара, Москва
Мухаммад Магомедов, журналист, пресс-атташе суннитской мечети «Тангим», Махачкала
Магомед Магомедомаров, руководитель рекламной компании «Тролль», Махачкала
Саида Сиражудинова, кандидат политологических наук, президент Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем “Кавказ. Мир.Развитие”.
Зияутдин Увайсов, руководитель проекта «Монитор пациента», Махачкала
Мадина Хакуашева, доктор филологических наук, КБИГИ, Нальчик
Александр Хоффманн, директор центра «Стратегикон», г. Пятигорск
Елизавета Чухарова, журналист Кавказ.Реалии, Владикавказ, Республика Северная Осетия-Алания
Рашид Цахаев, врач-инфекционист, Адыгейская республиканская клиническая инфекционная больница, Майкоп, Республика Адыгея (заочно)
Стародубровская, открывая дискуссию, сказала, что «Северный Кавказ буквально захлебывается в короновирусе». По ее мнению, «это результат не только катастрофического состояния медицины, но и кризисного состояния общества, которое благодаря тесным социальных связям и сохраняющимся традиционным нормам вроде бы казалось вполне здоровым».
Спикер обратила внимание на «фантастически широкое распространение конспирологических теорий на Северном Кавказе». Стародубровская видит в этом «типичный пример магического сознания – есть некая всемогущая сила со своими непонятными интересами, на которую никак нельзя повлиять, но которая определяет все наше существование».
Стародубровская выделила всеобщее недоверие людей, и не только к власти. «На коллективистском Северном Кавказе не нашлось авторитетных лидеров – старейшин, религиозных деятелей – рекомендации которых смогли бы всерьез повлиять на поведение населения и предотвратить ту тяжелую ситуацию, которую мы сейчас наблюдаем. Очень сильная дезинтеграция общества».
«Подтвердилось, что ценность человеческой жизни в регионе по-прежнему невысока, и люди готовы скорее поставить под вопрос собственное существование и жизнь окружающих, чем пойти наперекор традиции, отказаться от привычных рутин», – отметила спикер.
Стародубровская считает, что «ситуация неординарная и требует особых мер реагирования». Говоря об опыте карантина в разных странах, спикер отметила, что результат был достигнут «только там, где власть пользуется доверием, и население согласно сотрудничать с государством в борьбе с пандемией добровольно, без жестких административных мер».
Народ должен знать
Бекмурзиев оценил информирование в Ингушетии по пятибальной шкале на двойку. «В Республике нет единой концепции, одной линии, которой придерживаются все. Много противоречивой информации. Через СМИ и соцсети транслировалась совсем противоположная модель поведения от требуемой в данных условиях. Горячие линии работают плохо. Вместе разбора жалоб идёт работа по дискредитации авторов. Статистика общая не соответствует локальной. Налицо уменьшение данных». По мнению Бекмурзиева, в Ингушетии «информационное направление провалено полностью».
Абдулхаликов указал, что в Дагестане ситуация неоднозначная. «Если брать сельское население, то многие подписаны на аккаунты, каналы, паблики родных районов, сёл, школ, и информирование там, как правило, адекватное. Но крупнейшие соцмедиа, за редким исключением, часто напоминают жёлтую прессу». Спикер согласился со словами о недостаточной информационной работе официальных структур в Дагестане, «которые одновременно умудрились вести работу и пассивно, и необъективно (в части реальной угрозы и реальной статистики по заболеваемости) и это продолжается по сей день». Спикер поставил вопрос о юридической безнаказанности распространения ложных сведений («пусть я и не сторонник нашего нового антифейк-законодательства»). «Если привлекать, начать придётся с Малышевой, Мясникова и прочих, которым до сих пор доверяет значительное число граждан, в т.ч. и на Северном Кавказе».
Стародубровская подчеркнула, что пандемия обнажила проблему информирования людей. «А где найти такие источники, которым бы доверяло северокавказское население? В соцсетях набрасывались на тех, кто пытался призвать людей к ответственности. Никакие аргументы не работали. Люди не могут справиться со сложностью, неоднозначностью, неопределенностью современной жизни и ищут способы упростить ее до комфортного состояния – с помощью теории заговора и отрицания всего, что является дополнительным фактором усложнения».
Чухарова: «Во многих регионах России, в том числе и Северного Кавказа, власти оказывают достаточную помощь. Однако люди, особенно те, которые действительно нуждаются в ней, просто не знают, куда можно обратиться. Плюс, конечно, тотальное неверие в эпидемию.
Хоффманн считает, что «на общефедеральном уровне мало внимания уделяется медиа-грамотности. Аналогом могли бы стать федеральные программы по финансовой грамотности либо региональные проекты по правовой грамотности». Как указал спикер, «федеральные СМИ продолжительное время подпитывали конспирологический дискурс, создав благодатную почву в мировоззрении большей части населения».
Сиражудинова: «Информации об уровне распространения заболевания много, но столько же и фейковой информации, реальная угроза воспринимается только тогда, когда она уже затрагивает близкий человеку круг родственников, односельчан. Но и в этом случае не все пока готовы ее принять, изолироваться, отказываться от традиций. Недавно я пыталась остановить зикр в доме погибшей от коронавируса. Не получилось. Люди воспринимают в болезни угрозу традициям. И это серьезный вызов».
Цахаев: «В ситуации отсутствия работы, смены привычного образа жизни, а также растущего потока недостоверной информации («фейков») человеку становится всё более сложно выполнять все предписания и запреты. COVID – 19 стал своего рода триггером. Неинформированность и легкомыслие в отношении коронавирусной инфекции могут сыграть злую шутку, несмотря на все усилия властей и медицинских работников. В этой связи хотелось бы отметить и факт недоверия людей официальной информации, статистическим данным, факт отрицания уже поставленных диагнозов. Все перечисленные позиции негативно сказываются на эпидемиологической ситуации в стране в целом. Основная задача по предотвращению дальнейшего заражения и «одурманивания» населения ложными слухами, всевозможными теориями заговора вокруг COVID – 19 – это консолидация общества, максимальная информированность, доступ к официальным источникам и чувство ответственности не только перед самим собой, но и окружающими».
Богатырев: «Информирование населения, открытость к общению никогда не были сильной стороной российской власти. Ее представители выходят на разговор со своими согражданами только в крайних случаях или по указке сверху. В случае с нынешней пандемией власти обращаются к рядовому населению на напряженно-казенном языке или устами “отрафинированных” дикторов местных каналов. В информации о пандемии спикеры постоянно пугают людей цифрами о росте числа зараженных и штрафах за нарушение карантина. Однако народ тут уже давно с недоверием относится к власти и ко всем ее инициативам, многолетний опыт показал, что слова представителей власти с их делами часто расходятся. Люди здесь непугливые, тут живут фаталисты, полностью вверившиеся Всевышнему. Следовало бы разговаривать с людьми по-человечески и дружественным тоном. На Кавказе такой язык ценят и проникаются».
Абдулхаликов: «Ключевой проблемой сейчас я бы назвал информационный хаос, катализатором которого во многом является пассивность республиканских пресс-служб. Возникновение и популяризация разного рода бредовых теорий возникла именно как замещение этого вакуума. Дагестан или Северный Кавказ, не выделяется в плане ковидоскепсиса, количество ковид-диссидентов в других регионах страны тоже очень большое».
Дзеукожев: «В Республике Адыгея информирование о ситуации с эпидемией идет довольно активно. Очень много людей опираются на информацию о пандемии в Адыгее через социальные сети, так как можно получить наиболее полные сведения».
Кризис доверия властям
Увайсов поставил вопрос о доверии властям: «Мы имеем дело с проблемой доверия властям и их способностью в экстремальных условиях разъяснить людям, что нужно на самом деле делать. Главное, что должны почувствовать люди, это заботу властей о себе. Сейчас же предоставляется выплата детям до трех лет, но она очень ограничена. Также не получают достаточной и объявленной помощи врачи скорой помощи, другие работники медицины».
Дзеукожев: «Режим “самоизоляции” юридически отсутствует в нормативно-правовой базе РФ. Глава государства вместо того, чтобы ввести режим ЧС, самоустранился от текущей ситуации и скинул проблему на руководителей регионов, что и влияет на нынешнюю ситуацию. Людям отказано по большому счету в поддержке государства. Это и порождает недоверие к центральной власти, в том числе и на Северном Кавказе. Региональные же власти не имеют достаточных ресурсов, чтобы справиться эффективно с проблемой».
Курбанова считает, что эпидемия только ускорила и более рельефно проявила тотальное недоверие в обществе к политическим, государственным, правовым структурам. По ее мнению, «это мало способствует принятию очевидной эпидемии как объективной реальности. Теория заговора – это прибежище многих людей, у которых власть отбила желание верить любой ее информации». «Ситуацию социального напряжения усиливает ежедневная информация о том, какие дотации получает население, малый и средний бизнес в Германии, Бельгии, во Франции, Австрии, в США. Несмотря на сложности и противоречия в европейских странах в условиях такой беды люди объединяются вокруг своих политических лидеров, чувствуется чуткое реагирование властных структур на нужды самых разных социальных слоев. У нас в стране тотальное бедствие только увеличило понимание «как мы далеки друг от друга», – заключила Курбанова. Спикер сказала, что «красивые рапорты из регионов по телевидению не всегда соответствуют сигналам от медицинских работников из регионов».
Хоффманн рассказал о ситуации в Ставропольском крае. «С введением более жестких ограничительным мер в конце марта возникло некое подобие административного кризиса в г. Пятигорск, столице СКФО. Местный бизнес столкнулся с проблемой выдачи пропусков для передвижения по городу. Другой проблемой стало частичное или полное ограничение доступа предпринимателей к своим торговым объектам на территории рынка «Людмила». Спикер рассказал, что руководство двух крупнейших городов края и двух столиц сменяется в условиях пандемии. «Социальные последствия на КМВ, в частности в Пятигорске, могут иметь крайне негативный характер. Арест и уголовное преследование Травнева, дисфункция малого и среднего бизнеса могут привести к обострению криминальной обстановки в столице СКФО и в регионе КМВ. Возрастет роль этнических организованных преступных группировок, вероятен передел сфер влияния».
За эпидемией прослеживается политика
Бекмурзиев: «Каронавирус на Северном Кавказе, как и во всей России, кроме медицинской проблемы стал ещё и инструментом политики. Весь март в большинстве регионов ушёл в никуда. Вместо того, чтобы осознать и признать проблему, начать подготовку больничных учреждений, медперсонала, начали информационную атаку с массированным обстрелом словами, что все под контролем, мы всем обеспечены». Иногда те, кто призывал к самоизоляции, не соблюдали свои же призывы. «Народ был полностью дезориентирован, наряду с призывами соблюдать дистанцию, использовать защитные средства, сидеть дома, информационная сетка была заполнена материалами прямо противоположного поведения со стороны чиновников, представителей тех же минздравов регионов. Очень показательным было групповое фото сотрудников Минздрава Ингушетии, отмечавших утверждение в должности нового министра. На фото ни министр, ни коллектив не использовали защитные средства, не соблюдали дистанцию. Причём под потоком гневных комментариев публикацию удалили. Чиновники в регионах высаживают сады памяти, собирая людей и нарушая санитарные нормы». По мнению Бекмурзиева, «за сложной эпидемиологической ситуацией на Северном Кавказе прослеживается политика».
Как помогают населению государство и активисты
Богатырев: «Социально-экономической поддержки никогда не может быть достаточной, особенно на фоне уже наметившегося еще более глубокого упадка уровня жизни. Нам придется ещё “тужее” затянуть свои пояса. По иронии судьбы это будет происходить уже через полгода после анонсирования беспрецедентных мер социальной поддержки населения, которые были озвучены В.В. Путиным в начале года. Что касается бизнеса, то ему, по всей видимости, придется перерождаться вновь, как он делал это уже не раз: по подсчетам “Новой газеты”, пока только до 30% доходит поддержка, которую федеральное правительство обещало малому бизнесу”..
Стародубровская: «В России, в том числе на Северном Кавказе, строгое соблюдение карантина осложнено тем, что выделяемая государством поддержка населения и бизнеса явно недостаточна, и люди идут на нарушение карантинных мер, просто чтобы выжить».
Курбанова: «Даже меры поддержки, продекларированные в ряде последних посланий президента, не доходят на местах или корректируются местными чиновниками, банками, руководителями медицинских учреждений. В обществе нет обратной связи с властью. Ответственность за ситуацию в регионах вдруг поручили региональным властям, «забыв» дать им материальный ресурс. Когда у них была практика принятия в своих регионах самостоятельных решений!?”
Увайсов: «Общество показало способность к самоорганизации – в селах, где сильная вспышка болезни, люди скидываются и приобретают необходимое оборудование, лекарственные препараты. Многие были введены в заблуждение центральным телевидением, Рошалем, Мясниковым и другими медиками, поэтому общество не смогло самоорганизоваться в должной мере для предотвращения эпидемии. Вина за это лежит на этих медработниках, которые транслировали информацию о том, что коронавирус не страшнее гриппа».
Албогачиева рассказала, что по количеству летальных исходов по относительным показателям, в пересчете на 100 тыс. населения, Ингушетия занимает одно из первых мест в России. «В Ингушетии, как во всей стране, работают волонтеры, материальную помощь остро нуждающимся оказывают бизнесмены, меценаты, и неравнодушные граждане из различных уголков страны и мира».
Абдулхаликов не согласился с тезисом Стародубровской о том, что традиционные лидеры не предприняли должных мер. «Если обратиться на уровень городов, районов, отдельных джамаатов, мы увидим большой уровень джамаатской, исламской самоорганизации: от помощи врачам, финансирования малоимущих семей до введения локальных карантинов и запретов на въезд и выезд. Аналогичная ситуация и с похоронами, свадьбами и иными мероприятиями. Достаточно много людей отменило, перенесло торжественные мероприятия, у многих людей выражение соболезнований происходит дистанционным образом. Тем более, что Рамадан сам по себе способствует минимизации социальных контактов сейчас».
Магомедов: «Мечеть Тангим одна из первых организовала раздачу недельных пайков на семью, так же фонды Инсан, Надежда и другие, обьединившись, организовали помощь семьям. В мечеть поступает около 150-200 звонков в день от нуждающихся, на такие масштабы бедствия мы не расчитывали и приходится помогать только остронуждающимся. Есть сведения о помощи Керимова жителям Дербента. Однако остальные города остались без меценатов».
Бекмурзиев: «Государственная помощь на региональном уровне заканчивается продуктовой помощью, и то она от меценатов. Сенатор Хамчиев начал оказывать помощь продуктовую, туда включены и власти, распределением занимается благотворительный фонд «Тешам», заявлено о помощи 5,5 тысячам семей. Остальные фонды тоже ежедневно работают».
Чухарова: «К чести североосетинских чиновников и предпринимателей замечу, что многие из них очень помогают людям. В местных торговых сетях есть бесплатные продукты, продукты по себестоимости. Многие раздают продуктовые наборы с помощью волонтеров. Это происходит как в столице республике, так и в районах. Вся эта помощь нецентрализована, соответственно, кто-то получает ее регулярно и ото всех, а кто-то ни разу и ни от кого. Тут уже вопрос не к властям, а к человеческой жадности».
Дзеукожев: «В Адыгее и КБР наиболее значительную помощь людям оказали экс-президент Адыгеи Хазрет Совмен и сенатор от КБР Арсен Каноков. Родственники естественно помогают друг другу. Раздаются нуждающимся продуктовые наборы».
Курбанова: «Помощь в виде продуктовых пайков получают в селах по спискам, представляемых главами администраций. Насколько охвачены все нуждающиеся – сложный вопрос. Обещали медицинскому персоналу перечислить половину заработной платы всех министров. Ситуация внешне находится под контролем, это правда».
Хакуашева: «А.Б. Каноков передал гражданам республики 100 тыс. масок и 150 костюмов для врачей. Медперсоналу, работающему с заболевшими пациентами, было предоставлено 110 мест в интур-отеле «Синдика», который отличается хорошими условиями для восстановления. Власти КБР внесли изменения в закон в сфере налогообложения. МСП освободили от имущественного налога, налоги на доходы уменьшили до 1%, стоимость патентов снизили до одного рубля. Изменения будут действовать в течение 2020 года в отношении представителей малого и среднего предпринимательства в сферах деятельности наиболее пострадавших в условиях ухудшения ситуации в связи с распространением новой коронавирусной инфекции».
Абдулхаликов считает, что «меры помощи в Дагестане в виде отмены транспортного налога для многодетных семей, снижения каких-то ставок смехотворны, так как они незначительны и, например, тот же транспортный налог платится не сейчас. Но и многие понимают, что у республики нет финансовых возможностей для этого. Кроме того, активизировались дагестанские общины и дагестанцы в других регионах, которые запускают как локальные программы помощи врачам, малоимущим в местах своего проживания (Исагаджи Османов в СПб, Патимат Муртазалиева в МСК, например), так и помощи родным селам, районам, врачам в Дагестане (из Петербурга на днях в один из горных районов ушло несколько единиц оборудования».
О личной ответственности каждого
Магомедомаров: «Меры предосторожности в плане гигиены – это в первую очередь НАША ЛИЧНАЯ история. Задача государства: обеспечить необходимым количеством СИЗ население и медперсонал, а также технически обеспечить готовность больниц и клиник. Тазиаты, свадьбы, сватовство и хождение по гостям – это уж и вовсе клинический случай».
Спикер раскритиковал идею допускать прихожан в мечети для коллективных молитв “со своим ковриком, в маске и на дистанции 1,5-2 м”. «Неужели ответственность за своих близких и особенно стариков – это столь непосильная ноша, когда наступает время идти в мечеть на очередной намаз? Да, безусловно, действия властей тоже НАПРЯМУЮ способствовали распространению вируса. Коллективные задержания прохожих и помещение их всех скопом в РОВД без соблюдения даже элементарных норм гигиенической и эпидемиологической защиты – это даже круче, чем не отменять рузман и др. коллективные молитвы».
https://www.kavkaz-uzel.eu/blogs/1927/posts/43142
