Обретение символ-демиурга и (воз)рождение политической нации
- Завтра, 21 мая, по традиции, которая сегодня воспринимается извечной, а потому незыблемой в Черкесии и Диаспоре, в очередной раз будет отмечаться День памяти и скорби по жертвам Геноцида черкесского народа (1860-1864). Пытаться односложно изложить место этого явления в жизни современных черкесов заведомо тщетное занятие. Ясно одно: памятование трагедии, с которой в сознании людей ассоциируется дата 21 мая 1864 года, занимает эпицентр модерного символического пространства черкесов. Причины этого так очевидны и многочисленны, и представляют собой настолько плотный и осязаемый сгусток смыслов, реминисценций, устремлений, ужасов и надежд, что отсылки лишь к параду торжествующих вражеских полчищ 155-летней давности на руинах растерзанной страны или к бесчисленным геройским подвигам сынов благородного народа адыгэ на протяжении эпохальной борьбы за свободу было бы заведомо недостаточны.
- Так или иначе осмысление вопросов истории, связанных с проблемой тотальной трагедии, развернувшейся в Черкесии в 60-х годах XIX столетия на долгие годы вперед будут определять содержание и облик черкесской повестки. До тех же пор, пока последствия Геноцида не будут преодолены, эта проблематика обречена быть остроактуальной не только в плоскости исторической памяти.
- В широком смысле и настоящий текст проистекает из изложенных реалий, и в его фокус действительно помещена дата 21 мая…
- 21 мая 1989 года. Именно тогда, ровно три десятилетия назад впервые со времен Лъапсэрых черкесы открыто и мощно заявили о своей решимости презреть вековое табу на осмысление ключевого катаклизма своей истории и начать рационализировать не проговоренную скорбь поколений. Тогда, в Нальчике, в здании Кабардинского театра впервые прошло многочисленное (зал был набит битком) собрание, посвященное 125-летию окончания Кавказской войны. С высоты сегодняшнего дня данное событие может показаться не столь впечатляющим, но собрание многих сотен людей из Майкопа, Черкесска и Нальчика в тот день безусловно было овеяно глубоким этическим духом, что само по себе было мощным порывом из-под спуда беспросветного и разлагающего беспамятства.
- В тех конкретных исторических обстоятельствах в сознательной проблематизации даты 21 мая 1864 г., которую столетие с лишним назад агрессор объявил днем окончания Кавказской войны, в огне которой и сгорела свободная Черкесия, зримо просматривалось и политическое измерение. Ведь апелляция к смыслам несанкционированным в рамках тоталитарной идеологии со всей непреложностью означало вызов правящему режиму. А тяжесть ее карающей длани на пространстве одной шестой части суши была испытана слишком многими (да к тому же в это время репрессивная хватка советов оставалась еще крепкой), чтобы к ней относиться беспечно. К слову сказать, после беспощадного подавления народных выступлений в Казахстане в декабре 1986-го, в Беларуси в октябре 1988-го и кровавой расправы над грузинскими женщинами 9-го апреля 1989 года ни у кого не оставалось иллюзий насчет «красных линий», встроенных в объявленный партократическим режимом курс на Перестройку (к тому же на памяти людей были свежи произвол и безнаказанность властей, искалечивших судьбы многих людей в связи с «бунтом» 1968 года в Кабарде). Следует также принять во внимание, что после десятилетий систематической социальной атомизации со стороны тоталитарного режима, направленной на разрушение механизмов горизонтального взаимодействия людей, проявление самостоятельной воли в какой-либо форме было предельно осложненной задачей.
- Но к этому времени в Кабарде сложилась зрелая организация, готовая бросить вызов партократическому режиму. Воспользовавшись первыми с его стороны вынужденными послаблениями группа энтузиастов еще в 1985 году, организовала при «обкоме профсоюза просвещения» «клуб любителей кабардинского (читай: черкесского) искусства и культуры «Ашэмэз»». Первым председателем клуба была абадзехская девушка (тут невольно вспоминается пословица: «кIахэпхъу – щхьэгъэш») Асият Бешнибова. В ядро организации, которая ежемесячно каждый первый и третий четверг собирала от одной до двух сотен человек на свои лекции и дискуссии в «Доме Учителя» входили Хасан Яхтанигов, Валера Хатажуков, Мурат Хоконов. Лейтмотивом всех встреч были животрепещущие вопросы, связанные с ворохом накопившихся за десятилетия бесправия и тирании проблем прав людей. В условиях национальной республики они в первую очередь выражались в угнетенном положении черкесского языка и необходимости его реабилитации (как, собственно и сейчас). Не меньшее внимание членами клуба уделялось вопросам восстановления исторической памяти населения, которое в большинстве своем (за исключением к тому времени немногочисленной когорты пожилых людей, социализировавшихся до насильственной коллективизации и массовых репрессий) было отравлено токсичными идеологемами «о добровольном вхождении» и «благодеяниях» «старшего брата», которые десятилетиями целенаправленно транслировались большевистским агитпропом.
- Здесь уместно обратить внимание на то обстоятельство, что создание и активное функционирование организации «Ашэмэз» опередило партийную санкцию, относящуюся к февралю 1987 года на «создание общественно-политических дискуссионных клубов». Более того, можно говорить, что «Ашэмэз» был пионером по многим аспектам (особенно на начальной стадии Перестройки) в отношении таких грандов демократического движения угнетенных народов как литовский «Саюдис», народные фронты Эстонии, Латвии и Украины («Рух»). В отличие от последних «Ашэмэз» не позиционировал себя как помощник в реализации московской политики Перестройки. Он, как и подобает нартскому герою, своей «свирелью» привносил свет и добро на родную землю через Просвещение. В тех условиях это значило восстановление связи времен, реализуя континуитет исторической памяти через усилия общественных сил (само собой она не возрождается и не растет). В ходе многолетних размышлений о судьбах народа и постигшей его катастрофе (которые к слову сказать происходили в рамках нескольких кружков еще с 1970-х годов), сложилось понимание того, что без проработки всеохватывающей трагедии Геноцида и формирования «пространства» нравственной сопричастности с его жертвами создание этически безупречной платформы для возрождения национального духа будет невозможным.
- Преисполненные этим убеждением, члены «Ашэмэз» весной 1989 года выдвинули идею о необходимости проведения коммеморативной акции, приуроченной к 125-летию окончания Кавказской войны. Активисты «Ашэмэз» заблаговременно обратились с официальным письмом к городским властям Нальчика с просьбой о разрешении публичного памятования черкесской трагедии 21 мая. С самого начала власти Кабардино-Балкарии продемонстрировали активное неприятие данной инициативы. Не вдаваясь в описание затяжных перипетий между активистами «Ашэмэз» (основным переговорщиком которых выступал Валера Хатажуков) и республиканскими властями (контрагентом с их стороны выступал Г. Губин), не брезговавшими угрозой применения силы, укажем только, что напор черкесских активистов принудил партократов к отходу от своей изначально непреклонной позиции. При этом республиканская номенклатура попыталась посредством бюрократических «ходов» минимизировать количество участников форума. Во-первых, санкция была дана только на мероприятие в закрытом помещении (многолетние монополисты «городского пространства» живо осознавали, чем им грозит появление «нового игрока» на улицах и площадях). Во-вторых, в бессильной злобе номенклатурщики до предела затягивали с официальным разрешением, которое было получено лишь за день до заявленной даты.
- И все же событие состоялось. Вел собрание Заур Налоев, а с основным докладом выступил Туган Кумыков. Ярким стало и выступление Барасби Бгажнокова. В заключение работы форума была принята резолюция, в которой артикулировалась идея о недопустимости дальнейшего сокрытия варварского насилия, испытанного черкесским народом столетие с лишним назад. Подобный императив являлся новым словом в практиках публичной политики автономной республики. Знаковым эту инициативу делало не только гуманистическое содержание принятого документа, но и сам успех гражданской инициативы перед лицом последовательного оппонирования со стороны власти, родословная которой уходила в стихию массовых репрессий. Выражаясь терминами концепции «лестницы гражданского участия» Шерри Арнштейна, общество в борьбе с власть имущими продемонстрировало прецедент воплощения «гражданского управления». Этот опыт стал одновременно генератором и явным симптомом демократизации. Собственно, демократия и формирование политической нации всегда идут рука об руку и по сути составляют единое целое. Они «в равной мере подразумевают на индивидуальном и коллективном уровне самоопределение и самоидентичность, возможность и необходимость коллективной солидарности».
- Переломным форум тридцатилетней давности был еще и ввиду выработанной тогда установки на ускоренное формирование организации с полноценной структурой и разветвленной сетью филиалов. Спустя месяцы она и была воплощена в учреждении общественно-политической организации «Хасэ». С ее появлением коренным образом изменился не только политический ландшафт в республике, где новая организация стала трэндсеттером демократических преобразований. Рассеянный по миру народ в лице организации с аутентичным черкесским названием, формируемой на принципах демократии и транспарентности, обрел путеводную звезду, способную осуществить его вековую мечту (и лишь падение после десятилетия неравной борьбы с колоссом государственной машины не позволила «Хасэ» приступить к реализации программы репатриации черкесов на Родину).
- В оптике длительной исторической ретроспективы заявка черкесского общества на самостоятельное политическое творчество образца 1989 года воспринимается как перекличка, а то и как прямое возобновление инициативы политического нациестроительства, предпринятого в стране в 1834 – 1836 годах. Тогда очевидная экзистенциальная угроза со стороны России подвигла не знавший с легендарных времен Инала единого политического субъекта народ на конституирование объединенной единой целью черкесской нации. Спустя полтора столетия столь властным мотиватором выступила непреоборимая потребность к самоочищению и восстановлению исторической памяти. В обоих случаях наблюдается воление самоопределяющихся граждан – сообщества свободных людей, предъявляющих себя в качестве политического субъекта.
- Примечательно, что итерация 1989 года в некоторых аспектах воспроизводит опыт полуторастолетней давности до изумляющего сходства. Вспомним, что после публикации декларации независимости в 1834 году последовало учреждение Флага Черкесии («Flag of Circassia») и по сути два этих акта составляют нерасторжимое смысловое единство. И именно в 1989 году (наряду со стартом памятования трагедии Геноцида) Ибрагим Науржанов воссоздал Флаг Черкесии и тем самым актуализировал его смысл. В 1830-х годах протагонисты черкесского дела имели за спиной мощную страну с многочисленным населением, не знакомым с чужеземным игом, как основной ресурс нациестроительства, а реставраторы политической нации 1989 года обрели память о чудовищном преступлении, уничтожившим Черкесию. Отныне она и стала символ-демиургом модерной черкесской нации.
P.S. Звеном, венчающим триаду свершений черкесского zeitgeist 1989 года, безусловно, является подвиг Михаила Хутова, который в длительной одиночной борьбе добился установления в Али-Бердуко первого памятника жертвам черкесского апокалипсиса.
Тимур Алоев
