Кочесоко. Романтик из КБР
Национальные конфликты на Кавказе местные власти годами «заметают под ковер», а ярких лидеров протестов ждет печальная судьба — «наркостатья»
Илья Азарспецкор «Новой газеты»
18:00 28 июня 2019
Коренастый Хусен Кочесоко ждет нас у ворот своего большого дома в кабардинском селе Верхний Куркужин. Час уже поздний, а лицо у него угрюмое: мы приехали без приглашения. Мой проводник, друг его сына Мартина Азамат Шорман, потом признается: он опасался, что Хусен даже не пустит нас за порог.
Пустил, но говорит мало и неохотно. Вместе с Хусеном мы проходим через широкий двор его дома в мастерскую. Хозяин — довольно известный в республике скульптор. Именно его памятник жертвам геноцида черкесского народа стоит в грузинском городе Анаклия (Тбилиси, в отличие от Москвы, этот геноцид со стороны Российской империи признал).
Хусен плохо говорит по-русски, поэтому мы общаемся через переводчика.
— Как вы узнали, что вашего сына задержали?
— Про задержание он ничего не может сказать, не хочет говорить, — говорит мне Азамат, явно опуская часть ответа Хусена.
— Ну, что вы подумали или почувствовали?
— Это для нас было трудно, — выдавливает из себя отец по-русски.
— Но вы же не поверили, что он вез наркотики? — не сдаюсь я.
— Они узнали со слов брата и супруги брата, которые пришли рассказать. Для мамы Мартина это было шоком, да и вообще они не были готовы к таким плохим новостям. Отец тоже воспринял очень тяжело, и морально это очень сильно вывело из равновесия, — переводит Азамат.
Наркотики
7 июня Мартин Кочесоко, лидер общественной организации «Хабзэ», возвращался с рыбалки в селе Урух. На федеральной трассе «Кавказ» его машину остановили полицейские, обнаружили в ней марихуану, а водителя задержали.
Несколько дней о судьбе Кочесоко было мало что известно. О суде по мере пресечения, на котором активиста отправили в СИЗО, родственники никому не сказали. Потом в изолятор к Кочесоко попал член местной ОНК Заур Жемухов, который 12 июня сообщил, что «вину в инкриминируемых ему деяниях [Кочесоко] не признает». Однако на следующий день МВД Кабардино-Балкарии объявило, что в машине нашли пакетики с 263,4 граммами марихуаны, на них — отпечатки пальцев Кочесоко, а в смывах с его рук — следы наркотиков. Более того, подозреваемый уже письменно признал свою вину.
Кабардинское общество замерло, не зная, как реагировать на происходящее. Те, кто знали Кочесоко лично, не поверили, что он мог перевозить марихуану.
«Ни один нормальный, здравомыслящий человек не верит и никогда не поверит, что у него могли быть изъяты наркотики. Я и те, кто ориентируются в том, что здесь происходит, уверены, что [задержание] связано с его общественной и политической деятельностью», — уверяет меня Валерий Хатажуков, самый авторитетный правозащитник в КБР. Соратник Кочесоко Азамат подтверждает: «Просто так заниматься этим и не быть где-то засвеченным очень сложно, да и окружение было бы соответствующим».
Отец Кочесоко даже спустя 10 дней после задержания говорить про наркотики опасается.
— Но вы же знаете, что он не употребляет наркотики? — пытаюсь я разговорить его наводящим вопросом.
— Если я по этой теме буду рассуждать, то это может как-то навредить Мартину, — отвечает он, но все-таки продолжает после паузы. — Сын очень за меня беспокоился и постоянно говорил мне, курящему, чтобы я перестал курить, чтобы побольше пожил здоровым с семьей. Сам он не употреблял ни сигарет, ни алкоголя. Какие наркотики?
«Хабзэ», как назвал свое движение Мартин, — это черкесский свод правил, этико-философское учение, то, как должен жить каждый черкес (или адыг, как они сами себя называют).
Кроме почитания старших, культа чести и презрения к смерти, в «Хабзэ», например, закладывалось отрицательное отношение к алкоголю.
«По “Хабзэ” вредные привычки осуждаются. Мы обсуждали с сыном, что дозволено, что не дозволено, как нужно вести себя в обществе. У нас принято вставать, когда старший заходит, и он всегда это делал. Я от него ни одного плохого слова не слышал, и если он уезжал в город, то всегда говорил мне об этом, не обманывал меня никогда. Настолько глубоко он относился к этим моментам», — говорит мне Хусен.
Путь черкеса
Отец Мартина хотел, чтобы его сын тоже стал скульптором, и у того даже «неплохо получалось». «Мне было бы приятно, если бы он продолжил мое дело, но он увлекся историей и картами. У нас в менталитете принято, чтобы человек свободно мыслил, и не принято принуждать к чему-то, поэтому я его поддержал», — рассказывает Хусен. На стенах его мастерской висит сразу несколько карт — он рассказывает, что, работая над скульптурами, постепенно стал «расширять свой кругозор».
Мартин Кочесоко поступил на исторический факультет КБГУ, а потом посвятил себя черкесскому национальному движению, состоял в Черкесском конгрессе. В его биографии на «Кавказском узле» говорится, что он начал заниматься общественной деятельностью еще в 2006 году, но первое его действие там датируется уже 2018 годом.
Общество в Кабардино-Балкарии (и, видимо, Кочесоко) разбудил закон о родных языках, который Госдума приняла в июле 2018 года. В «Российской газете» бодро отрапортовали: «Закон не ограничивает россиян в языковых правах и дает им возможность свободно изучать свой родной язык. При этом закон, принятый в ответ на поручение президента, исключит практику, при которой детей принуждали к изучению национальных языков республик в ущерб русскому».
В национальных республиках (и не только кавказских) отнеслись к новому закону иначе. Там восприняли это как шаг к уничтожению своих языков,
ведь их изучение в школах превратилось из обязательного в факультативное. Азамат рассказ о Мартине начинает с учительницы кабардинского языка Марьям Баговой. В марте 2018 года она пожаловалась, что в школе-гимназии № 14 Нальчика закрыли кабинет кабардинского языка, сократили число учителей кабардинского, списали книги кабардинских авторов из библиотеки. После поднявшегося скандала ей пришлось уволиться, а директор школы еще и подала на нее в суд. «Мы заявляли, что такая позиция в общеобразовательных школах неприемлема, мы поддерживали его информационно, морально и юридически», — рассказывает Азамат.
Недовольство законом вылилось в создание в мае 2018 года Демократического конгресса народов России, который по итогам первого собрания принял резолюцию о том, что новые правила угрожают «базисным основам уважительного межнационального взаимодействия».
От Кабардино-Балкарии в собрании участвовали сотрудники местного Института гуманитарных исследований при РАН. Кандидат исторических наук и старший научный сотрудник сектора Средневековья и новой истории Тимур Алоев, с которым я договорился о встрече, привел меня домой к доктору филологических наук Мадине Хакуашевой, ведущему научному сотруднику сектора кабардино-черкесской литературы. Мадина приготовила кабардинскую яичницу, нарезала свежих овощей, ее друг, молодой предприниматель Тембулат Афашагов, сбегал за грузинским вином, и мы начали беседовать.
«Как можно не изучать родной язык, который и так угасает? Нам дают 20–30 лет на существование кабардинского языка, а, по оценке «Юнеско», все кавказские языки являются угасающими», — возмущается Мадина.
Требований и заявлений конгресса власти, казалось, не заметили. В 2019 году в конце мая в Москве прошла еще одна встреча участников конгресса по вопросам федерализма. Перед этим кабардинские ученые решили провести свой круглый стол в Нальчике, а помещение им «любезно предоставил» Мартин Кочесоко.
«Мы немножко пожурили вертикаль власти, в основном из-за коллапса местного самоуправления. Мартин предложил возродить «хасу», традиционный черкесский парламент, такой элемент национально окрашенного местного самоуправления. И все», — рассказывает Алоев.
«Они говорили, приводя в пример КБР, о том, что нельзя говорить о федерализме, если мы не можем избирать представительную и исполнительную власть, говорили, что Кремль выстраивает отношения как метрополия с колонией: есть марионеточные ставленники и нет местного самоуправления», — говорит правозащитник Хатажуков.
Зампред Координационного совета адыгских общественных объединений Муаед Чеченов закон о языках называет «этноцидом коренных нерусских народов России», а Кочесоко, по его словам, был одним из тех, кто организовывал одиночные пикеты у Белого дома по этой теме и «засветился».
Давление власти
На этот раз власти отреагировали, но в своем стиле. После круглого стола к родителям Кочесоко приехал заместитель главы администрации Баксанского района КБР. «Приехали к ним домой поздно, потревожили родителей. [Мартин] сказал, что в спешке едет домой, раз такой случай. Он поехал туда, и до утра у них продолжался разговор, на него психологическое и моральное воздействие оказывалось», — рассказывает Азамат.
Подробностей беседы он не раскрывает (Хусен разговаривать об этом отказался наотрез). «Сказали, чтобы он отошел от своей деятельности и поспокойнее себя вел, что говорит слишком много и высказывается слишком громко», — говорит соратник Мартина. По словам Алоева, чиновник сказал, что приехал «от первых трех лиц», и открыто сказал, что это реакция на круглый стол.
После этого визита в местных телеграм-каналах вроде «Станции Нальчик» Кочесоко назвали провокатором, «действующим в интересах иностранных государств, работающих по черкесскому вопросу», цель которого — «бардак на Северном Кавказе, а еще лучше — гражданское противостояние и война».
«Ему пристегнули ярлык штатного сотрудника Госдепа, хотя он не знает ни турецкого, ни английского языка. Он даже русского толком не знает, а в Турцию ездит к друзьям», — говорит Алоев.
Несмотря на предупреждение от властей и наезд в телеграм-каналах, Кочесоко поехал в Москву на заседание Конгресса народов России. Его ученые друзья по разным причинам отказались.
— Мы исходили из принципа, что лучшая защита — под фонарем, и если он появится в Омске, то от нас отстанут, — говорит историк Алоев.
— Может, мы этим и спровоцировали [задержание], и я себя из-за этого чувствую не на месте, — с тревогой добавляет филолог Мадина.
Когда Кочесоко вернулся, то в телеграм-канале «Станция Нальчик» или «Подсадной», которые Хатажуков называет «ментовскими» и «конторскими», опубликовали слова анонимного однокурсника Кочесоко, который говорит, что тот баловался марихуаной и для него это было нормально. «Я Мартину сразу позвонил и посоветовал ему сдать анализ крови, чтобы у него были доказательства, что он не употребляет, на бумажке», — рассказывает Азамат.
До задержания Мартин сделать этого не успел.
«Если бы патроны и оружие подбросили, то, может, это бы еще выглядело более-менее [правдоподобно], но наркотики — это ни в какие рамки не лезет! Да еще эти вбросы в телеграм», —
возмущается правозащитник Хатажуков.
Обыск провели не только у Кочесоко и в офисе «Хабзэ», но и у Азамата дома. «Искали запрещенную литературу, изъяли все медианосители, отвезли в центр «Э», 8 часов беседовали, но не про наркотики, а про организацию и наши связи. Тогда я еще не знал, что Мартина задержали», — вспоминает Азамат.
Демократический конгресс вроде бы не кажется какой-то серьезной угрозой Кремлю, но политик и специалист по Кавказу Максим Шевченко уверен, что давление на его членов, борющихся за демократические, конституционные принципы союза и совместной жизни народов России, идет по всей стране, а поддержка ширится. «Шевченко четко сказал, что его арестовали только потому, что «он выступал против шовинистической политики России по отношению к малым народам», — говорит Чеченов и добавляет: «Я согласен с ним».
Полюс нищеты
В ноябре 2018 года члена партии «Яблоко» черкесского активиста Адама Медалиева три человека в масках избили прямо около его дома в селе Нартан. Медалиев отстаивал в суде права жителей Нартана на земельные участки.
«Мартин начал по селам ходить, узнавать, какие где проблемы, и высвечивать их», — говорит зампред Координационного совета адыгских общественных объединений Чеченов.
Проблема с землей в Кабардино-Балкарии, по словам местных общественников, стоит «очень остро». «Мартин с соратниками начали заниматься проблемой распределения пашенных угодий, ведь больше 70% оказалось в руках небольшой группы людей, таких доморощенных латифундистов. А огромное количество сельских жителей отчуждают от земли, они не могут получить кусок земли в аренду, чтобы элементарно прокормить свои семьи», — говорит правозащитник Хатажуков.
— Мартин ко мне приходил несколько раз. Он говорил как трибун, но старательно вникал в нюансы, чтобы, выступая в селах, не ошибиться с правовой точки зрения, — говорит мне Чеченов.
— Может, он кому-то дорогу перешел по земле?
— Кому-то точно перешел, но по земле ли, не знаю. Но постановка этих проблем затрагивает интересы тех людей, которые держат землю, а они очень влиятельные, — говорит Чеченов. Он признается, что то, что его организация делает «в кабинетах и на встречах с чиновниками», Кочесоко делал эмоционально и публично.
О проблемах с землей в КБР Кочесоко говорил как на круглом столе в Нальчике, так и в Москве. «Выходит Мартин и говорит: «Все переформатируем, это никуда не годится, люди страдают». Это можно было мимо ушей пропустить, так как нет тех, кто ждет этих слов, но псевдоолигархи дернулись, потому что на этом они и сидят, а другой экономики в КБР не осталось», — объясняет Алоев.
— Вопрос в Нартане, где начали делить землю, а людей к тендерам не допускали, стоял очень остро, там перекрывали люди дорогу даже. И Медалиеву сожгли машину тоже из-за этого, — возражает Афашагов.
— В Москве Мартин выступил так жестко, что я был ошарашен, — говорит Алоев.
— После выступления к нему все подходили и просили переслать им речь в письменном виде, а через несколько дней его задержали.
— Абсолютно прозрачная история, по-моему, — зацепил! — резюмирует Мадина.
Черкесский националист
У черкесов немало претензий как к Российской империи, так и к Российской Федерации. Например, геноцид черкесов в Российской империи после Кавказской войны, который Москва не желает признавать, или нежелание Кремля считать черкесов соотечественниками и принимать их обратно. Эти вопросы, которые Москва старается замалчивать, поднимал Кочесоко.
«Наша идентичность спрятана, наши села расположены в шести регионах России. Тех, кто называет себя адыгами, в России около 800 тысяч человек, хотя, по статистике, черкесов только 60 тысяч. Мы ставим эту проблему 30 лет перед властью, но она не слышит нас», — говорит Алоев и объясняет, что адыги в Адыгее или кабардинцы в КБР — это те же черкесы, просто называются по географическому принципу.
«Ни один народ России при всех сталинских депортациях, сверхжестком насилии и голоде не сформулировал подтверждаемый факт геноцида, только черкесский народ предъявляет России вину как к государству.
Нас возмущает, что наши чинуши нам говорят: «Вы всю жизнь будете плакать про геноцид? Хотите, чтобы мы с Россией воевали?» Но это глупая постановка вопроса!
Мы говорим о другом, о том, что была история, и из нее надо делать выводы. Сегодняшняя Россия должна признать то, что было, а не искажать прошлое, — говорит Чеченов и напоминает, что парламент КБР в 1992-м принял декларацию о геноциде. — Но с тех пор эти вопросы подвисли и никуда не двигаются».
По словам черкесских общественников, 90% черкесов проживают за пределами родины, и Россия отказывает в репатриации тысячам черкесов. «В Сирии была 100-тысячная диаспора черкесов и 40-тысячная — армян. Когда начался весь этот сыр-бор, то в бедную Армению репатриировалось 15 тысяч, а в Россию в лучшем случае под 3 тысячи. Что это говорит о нашем родном государстве, за которое мой дед воевал с Гитлером? Движение Мартина все эти вопросы аккумулирует», — рассказывает историк Алоев.
Есть и проблема тех, кого насильно депортируют уже сейчас. «Хабзэ» и Кочесоко поднимают вопросы гражданства и пытаются людям помогать, говорит Хатажуков.
На вопрос о том, чего хочет черкесское национальное движение в будущем, ученые смеются, но признают, что объединение черкесских народов в один регион — это цель. «Я бы [на месте российских властей] абсолютно ничего не боялся, ведь черкесы во всех странах проявили лояльность к госаппарату. Амман образован на месте черкесского аула, куда сбежал хашимитский король, и там черкесская гвардия до сих пор его охраняет, в Израиле только черкесы могут попасть в армию, кроме израильтян. Черкесы хотят вернуться и построить дом на земле предков, и репатриация решила бы все проблемы Северного Кавказа, здесь был бы порядок и контроль, и регион стал бы маленькой Швейцарией», — уверяет меня соратник Кочесоко Азамат.
— Но вы же не хотите идти по пути Дудаева? — уточняю я у Хатажукова.
— Конечно, нет! Мы хотим нормально самоопределяться в этой стране, чтобы КБР не была пустым звуком и фикцией, чтобы она решала задачи сохранения культурной идентичности кабардинцев и балкарцев, защищала их интересы. Мы говорим, что в России нет разделения властей, но худо-бедно оно есть, и выборы как-то проходят. Но на Северном Кавказе нет вообще никакого разделения властей, вообще не работает судебная система, а выборы вообще невозможны. Многие пытаются объяснить это кавказским менталитетом, нашей неспособностью к демократии, но это полный бред. Нас просто используют как полигон, где апробируются разные методики прихода к власти и ее удержания, — произносит целый эмоциональный спич Хатажуков.
Пока же даже власти КБР чинят черкесам разнообразные козни. 25 апреля отмечается День национального черкесского флага, и в Нальчике в этом году должен был состояться автопробег. «Он проходит по всему миру, где разбросана наша диаспора. Даже в соседней Ингушетии, где практически не осталось черкесов, состоялся автопробег! Единственный регион, где мероприятие не согласовали, — это Кабардино-Балкария», — возмущается Азамат.
По его словам, гаишники потом останавливали тех, у кого был черкесский флаг, проверяли документы и, хватая за рубашки, пытались спровоцировать людей на реакцию. «Через несколько дней балкарский спортсмен выиграл соревнования по бойцовским видам спорта, и когда его встречали в Нальчике, то сделали в его честь несогласованный автопробег с балкарскими флагами. И где же чиновники? Почему вчера нельзя было, а сегодня можно?» — возмущается Азамат.
Он долго жалуется, что у балкарцев есть целых три национальных праздника в КБР, которые никто не мешает проводить, а у черкесов возникали раньше проблемы даже с проведением Дня памяти (черкесы в этот день вспоминают жертв русско-черкесской войны).
Хотя главой КБР всегда бывает черкес (сейчас это врио Казбек Коков), и большинство населения республики — черкесы, чиновники не поддерживают подъем национального самосознания своего народа. «С 2000-х годов, когда национальное движение полностью подмяла под себя власть, официальные организации только делали вид, что работали», — говорит Азамат.
Поэтому именно «Хабзэ» Мартина Кочесоко как независимая организация начала стремительно набирать популярность.
«Во власти нет национально ориентированных кабардинцев, каждый там относится к черкесскому вопросу как к инструменту для их политических дел. Последние два-три года черкесское нацдвижение активизировалось. Оно начинает набирать силу и оборот, и сейчас, кроме Мартина, другого лидера для молодых людей я не знаю», — рассказывает Афашагов.
«Если считать, что мы живем в правовом государстве, Мартин ничего такого не делал. Просто он такой человек, который оказывается на пике событий, когда случаются какие-то катаклизмы. Он более близок к молодым людям, к нему прислушиваются. И это не одна сотня, счет идет на тысячи. Он обозначился на авансцене», — говорит Чеченов.
— Но националистом вы его можете назвать?
— А что это такое? Если я говорю, что адыгский язык не должен умереть, что наши каноны и культура должны жить, если такое право я признаю за каждым народом, то я националист? Превосходство своей нации и оскорбление других — это национализм и не совсем правильно, но где вы слышали у Мартина такие высказывания? — отвечает заслуженный общественник.
Черкесские активисты уверены, что власть решила нанести по их национальному движению в лице Кочесоко превентивный удар. Власти, по мнению Азамата, пытаются заставить черкесское национальное движение выйти за рамки правового поля, чтобы потом дискредитировать его и навесить ярлык. «[Задержание Кочесоко] — попытка дискредитации Мартина и всего черкесского движения, попытка спровоцировать нас на незаконную массовую акцию», — говорит соратник Кочесоко Азамат.
Село раздора
В сентябре 2018 года черкесы сами спровоцировали национальный конфликт в балкарском селе Кенделен, хотя и не считают себя виноватыми. Предыстория напряжения между кабардинцами и балкарцами, как это обычно бывает на Кавказе, теряется далеко в прошлом, а само оно кажется почти абсурдным.
Черкесы чтят память о Канжальской битве 1708 года, в которой они победили крымского хана, в чьем войске вроде как были и балкарцы (в отличие от черкесов, их язык тюркского происхождения). В 2008 году, спустя 300 лет, кабардинцы впервые решили дойти до места битвы, путь к которому лежит через Кенделен, но тогда пройти им не дали. Азамат объясняет важность темы: «Это историческая память нашего народа. После победы в этой битве Османская и Российская империи признали Кабарду независимым государством, поэтому для нас это одна из важнейших битв в истории».
Балкарцы же считают, что Канжальской битвы вообще не было, несмотря на то, что черкесы с пеной у рта доказывают, что даже московская РАН это подтвердила.
— Они верят, что признанием этой битвы и поддержанием памяти о ней мы хотим забрать у них это село, — с сарказмом говорит предприниматель Афашагов.
— Кенделен находится в самой сердцевине того, что мы понимаем под Кабардой, самое ее начало метафорически крутится вокруг Баксанской долины. Я не призываю срывать это село с места, но балкарцы должны учитывать это, — миролюбиво замечает историк Алоев.
События 18–20 сентября 2018 года пересказывает мне Азамат, принимавший в них участие вместе с Кочесоко. «Всадники пошли в обход села по горной тропе, да и машина с провизией [для них] проехала через село спокойно. Но днем в соцсетях появилось издевательское сообщение от балкарцев о том, что они и в 2008 году «не пустили кабардосов», и сейчас», — говорит он.
Эта аудиозапись за день обошла всю республику, и к вечеру у поворота на Кенделен собрались возмущенные черкесы из близлежащих сел.
После ночевки под контролем полиции утром толпа еще увеличилась и зашла в село. «Толпа зашла в село с флагами, люди кричали «Адыгэ вэй вэй» (что-то вроде «мы черкесы,ура ура». — Прим. «Новой»). Это не обидно. Шли по дороге вверх, во дворы не заходили, одну машину только убрали в сторону, которую полицейские поставили поперек улицы. Дойдя до конца села, все развернулись и пошли обратно — типа все показали, что смогли пройти. Но на мосту в глубине села людей остановили полицейские», — рассказывает Азамат.
После небольшой стычки с балкарцами черкесы вышли из села, но там наткнулись на бойцов Росгвардии, которые сдерживали черкесов, приехавших к Кенделену позже.
Черкесский авангард пошел на полицейских. «Они стреляли в воздух, пытались разогнать всех дубинками, но их гасили жестко в кулачном бою. Щиты отбирали, били, чтобы пропустили», — рассказывает Азамат.
Победив полицию, черкесы договорились было с балкарцами, что на следующий день, когда всадники спустятся с горы, их спокойно выведут из села. «Но пьяный балкарец подошел и послал кого-то на три буквы, чтобы мы уходили с его земли. Он получил в пятак, после чего началась рукопашная, стенка на стенку, балкарцы, понимая, что не осилят нас, начали кидать камни», — говорит он.
На третий день кто-то кинул слух, что всадников не пустили, и черкесы снова схлестнулись с полицией, и, по словам Азамата, несмотря на применение слезоточивого газа, росгвардейцев «почти разогнали», но потом подъехали бэтээры и полицейские из соседних республик.
«Началось месилово прямо под лозунгом «Дружба народов России».
Полиция победила, из машин вытаскивали и дубасили тех, кто просто остановился посмотреть», — добавляет он. Те, кто успел уйти раньше, собрались перед домом правительства КБР, но к ним никто не вышел, а полиция начала задерживать митингующих по одному. «Стало понятно, что ничего не решить, и все начали расходиться», — говорит Азамат.
Балкарцы историю прохода черкесов через село рассказывают по-другому. Кенделен — большое и сонное село в Баксанской долине. У калитки одного из домов в центре деревни сидит Джамал, мужчина средних лет с золотыми зубами. «Чего мифическое себе придумали и будут орать, проходя по нашему селу, что ли? Пусть через горы идут! Не слышал про наркотики, [Кочесоко] не знаю, хотя я там был, но его не видел. Говорят, что он шел впереди и что-то активировал», — говорит Джамал. Черкесы настаивают, что по тропе даже на лошадях проехать сложно, да и вообще маршрут — это важный элемент всего события.
Напротив дома Джамала несколько молодых парней ремонтируют грузовик. «Правильно сделали, что задержали. Значит, есть за что задерживать. Так ему и надо», — говорит один из них.
Балкарцы утверждают, что черкесы толкнули местного старейшину Ханафи Тупуева — да так, что он лежал в больнице. Его соседи Хасан и Лариса Астуевы Кочесоко не видели, но черкесами очень недовольны.
— Они все были с марихуаной, все, кто заезжал, — говорит Хасан.
— Мы его не знаем, молодой парень, зачем грех на душу брать? — пытается урезонить Хасана Лариса, но безуспешно.
— Я его не знаю, но они все с моста прыгали в воду — пить. Что-то они употребляли! Горело у них что-то внутри!
— Они невменяемые были, это правда. Когда старик перед ними встал, ему чуть ухо не оторвали, избили его, тут еще женщин пять-шесть вышли, но их растоптали и ушли. В селе стычек не было, потому что их вывели из села тихо и мирно. Их бы могли вообще тут убить, но пальцем не трогали. Но потом они вернулись и опять напали на наше село. Мы неделю спать не могли, потому что передавали все время, что они снова будут проходить ночью и всех резать! За что? — говорит Лариса.
На мой вопрос, почему бы просто не дать черкесам спокойно пройти, она говорит, постепенно срываясь на крик: «Это балкарское село, и всю жизнь здесь жили балкарцы. Послушайте сюда: если здесь живут одни балкарцы, то откуда там может быть кабардинское сражение? Это исконно балкарская земля, как тут 30 тысяч кабардинцев могло туда пройти и что-то там делать?»
— Это просто издевательство над нашим народом! — добавляет Хасан.
— Всю жизнь наш народ они мнут под ноги! Нас депортировали [при Сталине], а с тех пор, как мы вернулись, нас за людей не считают. Проедьте в [соседнее черкесское село] Заюково и сравните с нашим, — говорит Лариса.
Джамал с золотыми зубами согласен: «Вражды между нами нет, просто ущемление балкарцев идет. Черкесов в три раза больше, вот в университетах и в правительстве, насчет земель — везде ущемление». Черкесы, конечно, никакого ущемления балкарцев не признают.
По словам знакомых Азамата, Мартин Кочесоко был в Кенделене, но прибыл туда уже после первого столкновения и старался успокоить черкесов, отвести людей. «Он там был активно, он разруливал. Его все знали, поэтому он мог подойти к ребятам, которые проявляли склонность к крайним действиям, и отрезвить их. И другой стороне он говорил, что это единая республика, а трасса федеральная, поэтому ее нельзя перекрывать», — говорит Алоев.
Все черкесы согласны, что они должны идти именно через село, и власти КБР могли бы сделать за 10 лет хоть что-то, чтобы купировать конфликт. «А ничего не сделано, кроме того, чтобы все замолчать. Трудно было предвидеть эту ситуацию? Нет. Но по полной программе на те же грабли наступили», — говорит Чеченов.
— Стоит ли проход через балкарское село потенциальной резни? — спрашиваю я.
— Ничего такого не будет, если власти однозначно дадут оценку, что действия балкарцев неправильные. Надо разъяснить, что это исторический факт, и он не зависит от их желания. Нельзя же по желанию французов отменить Бородинское сражение, — отвечает Алоев.
Сразу после событий в Кенделене в отставку ушел предыдущий глава КБР Юрий Коков. «Это месть от товарища, потерявшего пост за то, что Мартин делает то, что сами они не могут. Мартин в этих вопросах всегда был на острие, неприятие того, что он делает, накапливалось и сработало таким образом. Как еще трактовать?» — считает Алоев.
По словам Азамата, была негласная информация, «что этот день никому не простят, что открыто 20 уголовных дел, куда за уши могут притянуть любого».
Уголовные дела, по его словам, открыты «тайно», и официальной информации о них нет.
Правозащитник Хатажуков считает, что республиканская власть принесла в жертву Кочесоко, чтобы отчитаться перед Кремлем. «Они демонстрируют свою лояльность, ведь в сентябре у нас будут утверждать главу. Мол, в Ингушетии Евкуров показал силу, вот и мы тоже с усами, боремся с националистами и радикалами».
Отложенная поддержка
Еще 9 июня в поддержку Кочесоко люди вышли в Махачкале, 12 июня — в Москве и Праге, 16 июня прошли пикеты в поддержку Кочесоко в Майкопе и Черкесске.
В Нальчике за все эти дни на улице с плакатом появился только один человек — Альберт Дышеков. В СМИ его назвали черкесским активистом, мне он представился знакомым Мартина и организатором свадеб. «Я уверен, что у него не было никаких наркотиков, он ведет здоровый образ жизни и презирает тех, кто курит и выпивает. Думаю, его преследование связано с его общественной деятельностью», — сказал мне Дышеков по телефону.
— Почему никто не последовал вашему примеру? Есть только обращения от разных организаций. Не знают?
— У нас в республике все быстро распространяется, так что знают все. Возможно, самого Мартина не все знают, может, сомневаются. Все ждут новой информации о деле, чтобы знать, как выйти, — ответил он.
В Нальчике говорят, что спецслужбы предупредили потенциальных пикетчиков, что каждый, кто выйдет на митинг, попадет «на карандаш». «Здесь не так все романтично, как кажется со стороны. Голос, который подается, не всегда слышно в Москве, а если его там не слышно, то здесь давят», — говорит Азамат. По его мнению, акции в поддержку журналиста «Медузы» Ивана Голунова в Москве, которые помогли снять с журналиста обвинения в покушении на сбыт наркотиков, «конечно, пример», но выходить в поддержку Кочесоко в Нальчике никто не стал.
— Представляешь их эйфорию? — почти мечтательно спрашивает Алоев коллегу по институту Мадину.
— Простые человеческие движения и результаты от них для нас — это как чудо, — откликается Мадина.
— Это чудо и есть, — соглашается Алоев.
«Это связано только с тем, что он четко и ясно не сказал о своей позиции. За Голунова все вышли, потому что он однозначно объявил свою позицию», — говорит Хатажуков. Из СИЗО же доходили новости, что Кочесоко вину на словах не признает, но и писать, что признался в хранении наркотиков под давлением, не пишет.
«Мы не понимали, что происходит. Думали, что когда к Мартину дойдет адвокат не по назначению, и мы узнаем ситуацию, то мы выступим и сотрясем основание этого режима.
Но выяснилось, что Мартин подписал признание.
Возникло опасение попасть в дурацкое положение, если власти начнут говорить, что человек признал вину, а эти дурачки выползли и защищают того, кого незачем защищать», — признается Алоев.
— Но вы же ему доверяете?
— Я абсолютно уверен, что это фарс. Но стало известно, что его родственники, среди которых есть и бывшие, и нынешние представители власти, полицейские и бизнесмены, надавили на него. Нам они передавали, что вмешиваться не надо, что они сами разберутся, а у нас с Мартином прямого контакта не было. Какое-то недоумение возникло, и непонятно было, что делать — атаковать или выждать
— Непонятно было, что ему больше на пользу, не станет ли ему хуже от акций, — соглашается предприниматель Афашагов.
Еще 17 июня родственники не давали добро на работу профессиональных независимых адвокатов и общественный резонанс. «Есть у него двоюродный брат, бывший сотрудник органов внутренних дел, который пытается по-своему решить. Они наняли адвоката и не делают никаких заявлений, ничего не объясняют», — говорил мне в этот день правозащитник Хатажуков.
— Пока родня пыталась сама как-то решить вопрос, не осознавая, что дело Мартина стало очень публичным и внутри семьи его не выйдет решить, [две недели] выпали, возможность поддержать его более весомо была не использована, — объясняет Азамат.
На Кавказе родственные связи по-прежнему играют очень большую роль, и даже люди, занимающиеся политикой, не могут пойти против воли семьи в вопросе, касающемся их личной свободы. «Мы пытались объяснить родителям, чем это может закончиться: волна интереса общественности спадет, и все обещания [силовиков] ничего не будут стоить», — говорит Хатажуков.
Зампред Координационного совета адыгских общественных объединений Чеченов говорил мне, что в обществе накапливается недовольство, и ему приходит много предложений устроить общереспубликанский митинг:
«Есть опасность, что это станет стихийным явлением, особенно если мы призовем молодежь. Власти нужен повод применить насилие, а нам тяжело удержать тех, кто знает Мартина, от перехода границ».
То, что в Кенделен приехали сотни черкесов без всякого официального митинга, а после задержания Кочесоко, все сидят дома, никого в Нальчике не удивляет. «Такой менталитет — в том аудиосообщении задели каждого черкеса, а тут типа история никого не касается», — объясняет Азамат.
Один из друзей Мартина, лидер общественной организации «Кабардинский конгресс» Аслан Бешто, отвечает, что смысла делать пикеты не было, так как они «ценны, когда на них реагирует власть». «У нас же процветает технология игнорирования. Когда твои действия не замечают, то ты теряешь желание делать что-то. Но мы ждем хоть малейшей развязки в ту или иную сторону, чтобы начать готовиться к большому мероприятию. Не знаю, митинг это будет или что, но мы сделаем то, чего от нас не ждут», — убеждает он меня.
Промежуточный финал
Развязка, которой так ждали коллеги Кочесоко, наступила перед апелляцией по мере пресечения черкесскому активисту. Почти две недели власти республики вообще никак не комментировали ситуацию. В неформальных же беседах говорили, что «они здесь ни при чем, но надо делать все по закону», и, вообще, Кочесоко «такой-сякой», рассказывает Чеченов.
Но 16 июня в защиту Кочесоко вдруг высказался бывший президент КБР, а ныне член Совета Федерации РФ Арсен Каноков.
«Мы совсем недавно были свидетелями примерно такой же ситуации, связанной с корреспондентом «Медузы» Иваном Голуновым, в которой правоохранительные органы признали свою ошибку. Это дает основание предполагать провокацию и в деле Мартина Кочесоко. Но, чтобы не выходить за рамки законности, нужно дать время следствию спокойно во всем разобраться. Я со своей стороны, готов предоставить высококвалифицированного адвоката из Москвы и дать поручительство оказать всемерное содействие объективному, непредвзятому расследованию», — написал он в фейсбуке.
И дело сдвинулось с мертвой точки. В Нальчик из Москвы прилетели адвокаты фирмы «Коблев и партнеры» Тимур Хутов и Руслан Закалюжный, семья наконец сдалась, и Кочесоко подписал отказ от признательных показаний.
24 июня на суде по мере пресечения (к которому поддержать активиста пришли около 200 человек) Кочесоко по видеосвязи заявил, что дал показания против себя под давлением. «Один из сотрудников, подняв мою голову, обмазал мне лицо, голову, руки, одежду каким-то средством, как я позже понял, наркотическим веществом, и засунул что-то в левый карман моих джинсов. После этого один из сотрудников сказал мне: «У тебя два варианта, первый — ты продолжаешь лежать, и мы будем делать с тобой все, что захотим, либо ты сделаешь так, как мы скажем, и все пройдет цивилизованно», — рассказал Кочесоко. Он добавил, что решил сказать правду, когда увидел, как много людей его поддерживают: «Мне постоянно угрожают, я боюсь, что в отсутствие моих адвокатов со мной может случиться все что угодно. Меня могут вновь вынудить себя оговорить».
Юрист Руслан Коблев сказал мне, что дело Кочесоко — это «просто копия дела Михаила Савостина» (политический активист из Минеральных Вод, которого судят за хранение марихуаны, но он утверждает, что наркотики ему подкинули. «Тут тоже опера из ЦПЭ, тоже левый карман и штатные безработные понятые, которых уже нашли в других делах», — сказал он.
На заседании суда Хусену Кочесоко стало плохо. Когда мы разговаривали с ним в его мастерской, я спросил его, как он относится к политической деятельности сына.
— У него убеждения, которые я поддерживал. Он не разделяет людей по каким-либо социальным или религиозным принадлежностям. Он говорил, что мы живем сейчас в России и должны участвовать в ее жизни, и наши действия, желания и порывы должны полностью соответствовать правовому полю и не ущемлять права других народностей. Он романтично относится к черкесскому движению, он искренне хотел помочь людям, и у него и мысли не было, что его действия по сохранению нашего языка и культуры могут кому-то помешать, — ответил Хусен.
— А у вас были такие мысли?
— Нет, но из-за того, что он не обманывал и не имел корыстных побуждений,
я постоянно говорил ему: «Тебе с таким образом мыслей трудно будет адаптироваться в реальной жизни».
— Вы ему не предлагали быть потише?
— Я говорил, что Мартин — взрослый парень и не идет на какие-то необдуманные действия, поэтому не стоит слишком беспокоиться. Но его мама, естественно, постоянно переживала и хотела, чтобы он по своей специальности работал в школе. Она постоянно звонила и уточняла у Мартина, где он и в порядке ли он.
Поскольку Верховный суд 24 июня изменил сыну Мадины меру пресечения и отправил его под домашний арест, то теперь она будет точно знать, что Мартин дома и что пока он не в порядке.
Нальчик — Верхний Куркужин — Кенделен
