Москва, Кремль… и (не)возможный “дивный мир” (рассуждения о черкесских перспективах в псевдо-футурологическом ключе)
Автор: Тимур АЛОЕВ, ст. научный сотрудник, кандидат исторических наук КБИГИ
«Русские обожают свое прошлое, ненавидят настоящее и боятся будущего», – утверждал Чехов. Сдается за столетие с лишним наблюдение классика не стало менее актуальным. Из этого не сложно заключить, что вне зависимости от удельного соотношения «обожания», «ненависти» и «страха» в психоментальной матрице современных обитателей «расейских широт» и безотносительно актуальной комбинации взаимодействия этих полюсов аффективный субстрат русского сознания не теряет отзывчивости к губительным импульсам иррационального. Озабоченная рейтинговыми флуктуациями и пролептическим страхом «бессмысленного и беспощадного» московская власть (которую теперь, очевидным образом анахронично, величают федеральной) давно, и за редкими исключениями, без сбоя считывает индикаторы потенциальных общественных взбрыков и умело препарирует выплески социальной энергии. За многие годы она не только набила руку на демпфировании неприемлемых для ее комфортного существования шалостей подначального населения. Одновременно отрабатывались, как мы можем удостовериться, эффективные методы канализации (как бы это двусмысленно не звучало) настроений масс. Умелой рукой расстравляя постимперские комплексы и неустанно возгоняя великорусские неврозы она деморализовала, дезориентировала и обезоружила отвечающие за самосохранение общества сегменты социального организма. Только этим можно объяснить ту легкость процедуры узурпации, которая была развернута перед нами в рамках спецоперации по нейтрализации российской Конституции.
Однако достигнутый тактический успех запрограммирован на неминуемое конечное фиаско. То, что триумф монопольного актора русского политикума мнимый, очевиден хотя бы из того обстоятельства, что подобранные adhoc к текущей задаче удержания власти текстовые ошметки (полноценным текстом предложенная вербальная интервенция в текст Конституции априори не может быть) интерпретируемы в ключе диаметрально противоположном декларируемым установкам. Для того, чтобы продемонстрировать это не придется анализировать все экстравагантное многообразие вколачиваемых в Конституцию новшеств.
Ввиду моей субъективности, пристрастности и предвзятости я обращусь лишь к тем фрагментам путинских novum, которые на конституционном уровне впредь закрепят важные для моего народаосновоположения. Но прежде чем коснуться фактуры словесных имплантантов в конституционную ткань считаю необходимым уделить минимальное внимание задействованному здесь инструментарию. Он прост и незамысловат: декретированные (сказать «предложенные» язык не поворачивается) разным инстанциям к одобрению словесные конструкции будут препарированы вне исходной интенции и властных задач, т. е. в отрыве от историко-политического контекста текущего момента. Такой способ анализа Ролан Барт называл «произвольно закрытым». Представляется, что в обозначившуюся эпоху, когда именно произвол становится генеральным, я бы сказал, системообразующим трендом социального процесса нарочитый отказ от экзегетики властного учения и «произвольная» его перетрактовка будет способствовать уравновешиванию навязываемого дисбаланса.
Итак, обратимся к первому из примелькавшихся тезисов. Он заключается в том, что «умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается». Дабы избежать двусмысленностей, во-первых, разберемся, что есть Отечество согласно конституционному тексту? Ввиду того, что это слово фигурирует в 59 статье действующего Основного закона юристы давно определили его значение. Согласно комментариям к действующей Конституции под общей редакцией Л.В. Лазарева понятие «Отечество» тождественно государству (не обществу!). Точнее государству, которое именуется Российская Федерация. До сих пор, т.е. до того, как важнейшая статья (относящаяся к неприкосновенным главам) Конституции («Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ») никак не оспаривалась с этим все было более-менее понятно. Но с тех пор как появился «государствообразующий народ» (рассуждения о котором последуют ниже в ином ракурсе) приобщенность «многонационального народа» к Отечеству-Государству стала вызывать сомнения. Здесь я не буду концентрироваться на том, что даже для самой крупной популяции восточных славян не все здесь однозначно (особенно вспоминая выражение «вонючая Русь» из уст шолоховских казаков, или же запечатленное Л.Н. Толстым положение, когда “русский мужик для казака (на этот раз гребенского. –Т.А.) есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо”.Примечательно и непризнание себя причастными к «Руси» жителями погубленной Москвой Новгородской республики и даже теми же сибиряками недавнего, по историческим меркам, прошлого. Можно также не касаться вопроса о том, как при Ломоносове данное слово стало внедряться в обиход с привычной семантикой).
Просто ввиду того обстоятельства, что в данный момент я пишу текст по черкесской хоронимии (в связи с чем, вынужден выступить спойлером своей же незавершенной работы) возникшая апория автоматически заставила обратить внимание на вопрос через призму мудрого родного языка. Сразу же обращает на себя внимание отсутствие соотнесенности слов, выражающих «Отечество», «Родина» (Хэку, Хэгъэгу) с российским государством. Относительно последнего используется слово «къэрал» – государство. С советских времен на черкесском стало возможным услышать словосочетание «ди къэрал» (наше государство). По инерции оно перенеслось на современную Российскую Федерацию. Но ни один носитель черкесского языка не покривя душой и не презрев узус родной речи не может утверждать, что слова Хэку и Хэгъэгу (сами по себе) относимы к РФ. Даже введенный со времен второй мировой войны конструкт «Хэкузауэшхуэ» – калька с русского «Великая Отечественная война» никак не изменила эту ситуацию. Так какому локусу актуальное на сегодня языковое сознание черкесов присваивает понятие Хэку, т.е. «Отечество»?
Ответ на него общеизвестен и подтверждается многочисленными европейскими и «восточными» источниками и картографическим материалом XIII – XIX веков. Здесь нет необходимости в их детальном рассмотрении; важным представляется лишь артикулировать, что архетипическое представление о Хэку закреплено уже в базовом тексте черкесской культурной традиции – эпических сказаниях о нартах. Константы эпических представлений территориальной протяженности оказались весьма устойчивы и благополучно достигли Нового времени. Об этом можно судить, к примеру, по разъяснению полученному российским представителем Барковским, направленным в Большую Кабарду со специальной миссией в 1747 году. Видный черкесский политический деятель первой половины – середины XVIII века – Хатокшоко Бамат, часто выступавший контрагентом российских монархов от Петра I до его дочери Елизаветы информировал собеседника о том, что «черкесы – общее ж слово, все живущие в Кубане по сю сторону Черного моря даже до Брагунской деревни (на крайнем юго-востоке тогдашней Кабарды. – Т.А.) – темиргойцы, джадуги (бжедуги. – Т.А), джена (жанеевцы. – Т.А.), атукаи (хатукаевцы. – Т.А.) и протчия». Обращает на себя внимание предусмотрительная концовка сентенции черкесского князя, справедливо не ограничившего круг относившихся к черкесам и их Хэку локальных групп перечисленными единицами. Весьма оригинально и однозначно по данному предмету спустя пару десятков лет высказался другой известный черкесский князь, герой российско-черкесской военной кампании 1779 года Кайтуко Хамурза, считавший Отечеством «пространство той земли, где наш народ обращаться властен». Пунктирно продолжая эту линию можно вспомнить и фундаментальные «Записки о Черкесии» Хан-Гирея, написанные в 1830-х годах, где он постарался детально описать свою страну. Не вдаваясь в излишние подробности отмечу, что аутентичные представления о Хэку черкесы не переставали артикулировать и позднее. Так было в годы гражданской войны со стороны общественного деятеля, «белогвардейца» Хамида Чижокова и предводителя противоположного большевистского лагеря Бетала Калмыкова. Не случайно, поэтому видный советский этнограф Л.И. Лавров уже на излете советской власти отмечал устойчивое функционирование в черкесском языковом контексте понятия Хэку, которое разумеется не относилось ни к одной другой стране кроме как черкесской.
Изложенная ситуация подводит к выстраиванию логической цепочки согласно которой наличие собственного понимания Отечества у черкесов и декларируемая их равноправность с «государствообразующим народом» означает, что с момента принятия путинских поправок, вопросы, связанные с умалением «значения подвига народа при защите Отечества» будут решаться на несравненно более высоком конституционном уровне. Это значит, что почитание памяти о подвигах черкесов при защите Хэку, например, от агрессии русской императорской армии в 1763 – 1864 годах отныне вменяется в обязанность Российской Федерации. Пройдет всего лишь месяц и, наконец-то, несусветным побасенкам об агрессивной «набеговой системе» кавказских народов в отношении миролюбивейшей Российской империи в период Кавказской войны или же бесстыдным и дешевым россказням шовинистов разных мастей о непричастности империи Романовых к осуществленному в 1860 – 1864 годах Геноциду черкесского народа будет поставлен конституционный заслон. Сложно вообразить какое наказание ожидало бы инициаторов недавней затеи по установлению в городе Белореченск Краснодарского края памятника одному из архитекторов уничтожения Черкесии и самому рьяному исполнителю геноцидального плана генералу Евдокимову если бы они месяца на два затянули бы со своим начинанием. Повезло и послу России в Турции Ерхову с его недавними откровениями относительно разразившейся над черкесским народом трагедии и посчитавшего ее «красивой легендой». Благо конституционная норма не имеет ретроспективного действия, а то ему было бы, как пить дать, несдобровать.
Прекрасные перспективы открывает и следующее нововведение в Конституцию. «Российская Федерация оказывает поддержку соотечественникам, проживающим за рубежом, в осуществлении их прав, обеспечении защиты их интересов и сохранении общероссийской культурной идентичности». Хотя я сильно сомневаюсь, что РФ способна «сохранить общероссийскую культурную идентичность» за рубежом в условиях когда она в своих недрах умудрилась развенчать саму эту идею (признание четверти населения страны, а с учетом постоянно пребывающих на территории РФ масс мигрантов, то и все 30 % живущих в ней людей в качестве демографического довеска к «государствообразующему народу» не выглядит как подтверждение успешности строительства российской гражданской нации) вербальный облик сентенции в остальном выглядит обнадеживающе. Из чего же проистекают надежды?
Из российских учебников по истории мы можем вычитать сведения, согласно которым Кабарда по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 года вошла в состав Российской империи. Из них же мы можем узнать, что уже согласно другому международному документу, а именно Адрианопольскому трактату 1829 года российская держава завладела и остальными территориями черкесов, остававшимися до этого вне юрисдикции Петербурга. Относительно корректности данных положений в исторической науке сломано много копей и вдаваться в рассуждения относительно их уместности здесь не имеет смысла. Для настоящего текста имеет значение актуальная позиция государства на сей счет, и, как можно полагать, она отражена в проходящих соответствующие экспертизы учебниках. Из них же следует, что с 1829 года все черкесы на своей Родине в Черкесии считались подданными Российской империи. Сразу оговорюсь, что ни новые «подданные» суверену, ни последний «облагодетельствованному» монаршей заботой черкесскому народу не понравились. Но какой бы кровавой ни была история человечества на осуществление Геноцида по соображениям антипатии решались далеко не все тираны. Величаемый в России «царем-освободителем» Александр II оказался в числе неординарных, по части геноцидальности, правителей. Он и его шатия в лице таких злодеев как Барятинский, Милютин, Евдокимов осенью 1860 года приступили к реализации плана по уничтожению Черкесии. Методичная реализация этого преступного плана в последующие четыре года обрела формы Геноцида. Пережившие макабрические страдания черкесы были изгнаны российскими войсками с Родины. И теперь вне Кавказа проживает порядка 80 – 90 % из ныне живущих черкесов.
Все три постсоветские десятилетия черкесы неустанно ставили в известность Российскую Федерацию о своем нетерпимом положении разорванного народа, которое явилось следствием совершенного Российской империей злодейства и консервации его результатов советским режимом. Однако до сих пор российское государство оставалось глухо к беде и чаяниям черкесского народа. Особенно наглядно предельное равнодушие и презрение к современным стандартам гуманности и нулевой культуры соучастия к трагедии собственных граждан власть продемонстрировала в ходе подготовки и проведения Олимпийских игр на земле Геноцида в Сочи. Многочисленные протесты черкесов, продолжавшиеся на протяжении всех семи лет подготовки к глобальному спортивному форуму на костях предков были проигнорированы, а гражданские активисты, взывавшие к справедливости подверглись разнообразным репрессиям.
Тяжкое впечатление от действий московской власти усугубилось политикой целенаправленного недопущения черкесов на Родину из объятой войной Сирии на протяжении последних восьми лет. Дабы не быть голословным приведу одно сравнение. Из 40-тысячной армянской диаспоры Сирии за годы гражданского противостояния в Армению репатриировалось порядка 20 тысяч человек. Это при том, что Армения существенно уступает России по уровню ВВП на душу населения, а глобальная армянская диаспора способна была обеспечить инфраструктуру поддержки своих соотечественников по всему миру. Черкесская диаспора в Сирии до войны достигала, по наиболее распространенным оценкам, отметки 100 тысяч человек. За все годы войны в ближневосточной стране на Родину пробились порядка 3 тысяч черкесов. И лишь единицы из них получили российское гражданство. А остальные на годы оказались в положении беспомощных жертв столоначальственного морока миграционных служб. Однако теперь, судя по всему, мытарствам потомков жертв черкесского Геноцида приходит конец. Потому что благодаря Путину теперь черкесам будет «оказываться поддержка соотечественникам, проживающим за рубежом». Я даже могу предсказать в каких формах она будет осуществляться. К примеру, в Анкаре на деньги Москвы откроется наряду с давно функционирующим русским и черкесский культурный центр (согласитесь, что с учетом присутствия в Турецкой республике многомиллионной черкесской диаспоры в то время, когда представители “государствообразующего народа” едва ли насчитывают несколько десятков тысяч, это будет справедливо). А в Стамбуле при Генеральном консульстве России будет дан старт программе репатриации соотечественников, как это делается для русскоязычного населения Эстонии в Таллине.
Ввиду того, что новая конституционная норма обещает поддержку соотечественникам и «в осуществлении их прав, обеспечении защиты их интересов», а права и интересы черкесов сводятся к созданию возможностей репатриации на Родину следует ожидать невиданных дотоле благодеяний со стороны до сих пор не очень отзывчивой Москвы. Можно не сомневаться, что в юбилейный год Победы, на алтарь которой черкесский народ положил десятки тысяч жизней своих сыновей государство оперативно приступит к реализации провозглашенных конституционных гарантий. Для начала, к примеру, незамедлительно, за месяц-другой построит первый комфортабельный городок для черкесов – беженцев из Сирии наподобие того что Грузия (к слову, не самая богатая страна) возвела в Церовани для грузинских беженцев. Одновременно вставшее с колен могучая российская держава выработает генеральную стратегию по воплощению в жизнь важнейшей для черкесов конституционной нормы. И здесь дабы не тратить впустую ресурсы и время стратеги грядущей черкесской реабилитации воспользуются опытом союзного Казахстана. По последним данным это государство за последние три десятилетия обеспечило возвращение на Родину и последующее обустройство более миллиона своих соотечественников оралманов (репатриантов). Так как для черкесской репатриации эти самые три десятилетия оказались потерянными (если не сказать отобранными), то оснащенное новым конституционным инструментарием государство, несомненно, форсировано, как это умеют в России, в сжатые сроки превзойдет казахстанские достижения.
Прямо-таки фундаментальный сдвиг в ворохе застарелых и до сих пор казавшихся неразрешимыми проблем черкесов сулит “вселяемый” в новую конституционную реальность словесный конструкт “государствообразующий народ”. Этот дебютант конституционного текста, производящий впечатление неловкого парапраксиса (допущенного ввиду его предполагаемого высокого электорального выхлопа) до сих пор не был известен юридической науке. Этого обстоятельства было бы вполне достаточно для проведения исследовательских процедур, направленных на адекватную семантизацию данной новеллы. Однако заместитель главы Всемирного Русского Народного Собора Константин Малофеев своим сакраментальным пассажем сделал излишними “неканонические” трактовки ее значения. “Понятие государствообразующего народа по своему семантическому значению подразумевает народ, который образовал, объединил вокруг себя, создал какое-то конкретное государство. Россия исторически создана русским народом как национальное русское государство”, – отчеканил компетентный в образах “русского мира” деятель. С исторической точки зрения данное высказывание, разумеется не отличается корректностью. Стоит ли напоминать, что “государство” вплоть до XVII века включительно рассматривалась как функция правителя (государя) и лишь, примерно, на излете этого столетия сформировалось представление о нем как о политической целостности. С какой стороны не глянь,и вторая часть малофеевского суждения о “национальном русском государстве” не выдерживает критики. В этническом смысле население восточноевропейской равнины весь исторически обозримый период отличалось лингвокультурной пестротой. С проникновением влияния Москвы за Урал и вплоть до побережья Тихого океана коэффициент этнического разнообразия по понятным причинам только возрастал. С точки зрения политической теории говорить о национальном русском государстве также не приходится. До 1917 года верховным сувереном в Российской империи был царь. После октябрьского переворота того же года в государстве установилась диктатура большевистской партии, которая не выпускала власть из рук до 1991 года. Действующая же с 1993 года Конституция, как известно, объявила источником власти многонациональный народ Российской Федерации. Если подобная фактология не смущает поборников “русского национального государства” то остается лишь принять во внимание реальность данную в ощущениях. А она такова, что сейчас актуальна поговорка “охота пуще неволи”.
Итак, что меняет появление понятия “государствообразующий народ” в российской Конституции конкретно для черкесов? Как выше отмечалось на протяжении последних трех десятилетий черкесы (и не только) многократно через свои полномочные представительные органы (Постановление Верховного Совета Кабардино-Балкарии (07.02. 1992 года, № 977– XII–В) “Об осуждении Геноцида адыгов (черкесов) в годы русско-кавказской войны”, Специальное постановление и Обращение Государственного совета– Хасэ Республики Адыгея (29. 04. 1996 года, №64 –1) к Государственной Думе РФ об официальном признании факта Геноцида адыгского (черкесского) народа в период Кавказской войны, Резолюция Генеральной Ассамблеи Организации наций и народов, не имеющих представительств с призывом к Российской Федерации признать Геноцид черкесов (15–19 июля 1997 года) апеллировали к Российской Федерации с призывом признать совершенное Российской империей преступление против человечности.
До сих пор все усилия государств (республик) в составе РФ, международных организаций и гражданского сообщества оставались безрезультатными. Исходя из новейших обстоятельств, привносимых в Конституцию, подобный итог ретроспективно выглядит как результат систематического заблуждения адресации, которую допускали все субъекты, радевшие за права подвергшегося тотальному насилию черкесского народа. Ввиду того, что инициатива поправок в Конституцию исходит от ее гаранта, видимо, следует принять за аксиому, что они не могут противоречить духу учредительного документа. В таком случае логично заключить, что идея “государствообразующего народа”, громогласно провозглашаемая лишь в рамках наблюдаемого цикла препарирования Конституции, имплицитно содержалась в ее тексте и до нынешней инициативы.Тогда получается, что многолетние обращения к правопреемнице Российской империи в надежде на человечность и справедливость заведомо были обречены на безучастность со стороны адресата. Другое дело теперь, когда если не вышестоящая, то по меньшей мере, первичная в отношении государства инстанция явлена в эксплицитном экстремуме. Предъявление “граду и миру” творца государства позволяет подобное прочтение текстовой данности – ведь в предикативном отношении элементов в конструкции “государствообразующий народ” именно народ выступает если воспользоваться кантовской терминологией антецедентом (причиной / условием / основанием) государства. Если исходить из того, что конституционные нормы отвечают требованию умопостигаемости и не игнорировать как денотацию слов “государствообразующий” и “народ” в отдельности, так и взгляд на них в их предъявленном синтагматическом единстве остается лишь констатировать: отныне на конституционном уровне русский народ провозглашается демиургом Российской Федерации. И не только как первопричина (к примеру, как Бог в деизме), но и как условие возможности государства во времени и пространстве. В этих обстоятельствах потомкам жертв Геноцида с неотвратимостью придется проблему оснований возникновения правоотношений решать с “государствообразующим народом” (он же “народ-демиург”, он же “народ-богоносец”).И именно черкесы помогут народу обзаведшемуся конституционно оформленным статусом самодостаточного и самодовлеющего субъекта, реализовавшего свою священную миссию “государствообразовывания” решить вековую дилемму, артикулированную еще Н.А. Бердяевым и Н.О. Лосским в книге “Русский народ. Богоносец или хам?” И здесь, разумеется ставки на прозрение общепризнанного знатока русской души (Ф.М. Достоевский), кажутся предпочтительнее нежели пессимистическое предостережение-мистика Серебряного века (Д.С. Мережковский).
Однако все это вообразимо, как выше отмечено, только в рамках “произвольно закрытой” трактовки затронутых здесь положений. В случае же если разомкнуть интерпретацию и обратиться к экстратекстуальным связям и референциям конституционных новаций реалии окажутся не столь радужными. Отвечая на вопрос о том, почему же в связи с “даруемыми” Путиным конституционными опциями не проглядываются обнадеживающих перспектив позволю себе ограничиться известным выражением sapienti sat .
Тимур Алоев
